ПЕСНЯ ПРО НЕСЧАСТЛИВЫХ ВОЛШЕБНИКОВ, ИЛИ ЭЙН, ЦВЕЙ, ДРЕЙ!

Жили-были несчастливые волшебники,
И учеными считались и спесивыми,
Только самые волшебные учебники
Не могли их научить, как быть счастливыми,
И какой бы не пошли они дорогою,
Все кончалось то бедою, то морокою!

Но когда маэстро Скрипочкин -
Ламца-дрица, об-ца-ца!
И давал маэстро Лампочкин
Синий свет из-за кулис,
Выходили на просцениум
Два усатых молодца,
И восторженная публика
Им кричала - браво, бис! -
В никуда взлетали голуби,
Превращались карты в кубики,
Гасли свечи стеариновые -
Зажигались фонари!
Эйн, цвей, дрей!
И отрезанные головы
У желающих из публики,
Улыбалясь и подмигивая,
Говорили - раз, два. три!
Что в дословном переводе означает -
Эйн, цвей, дрей!

Ну, а после, утомленные до сизости,
Не в наклеенных усах и не в парадности,
Шли в кафе они куда-нибудь поблизости,
Чтоб на время позабыть про неприятности,
И заказывали ужин два волшебника -
Два стакана молока и два лапшевника.

А маэстро Балалаечкин -
Ламцадрица, об-ца-ца!
И певица Доремикина
Что-то пела про луну,
И сидели очень грустные
Два усталых мудреца,
И тихонечко, задумчиво,
Говорили - ну и ну!
А вокруг шумели парочки,
Пили водку и шампанское,
Пил маэстро Балалаечкин
Третью стопку на пари -
Эйн, цвей, дрей!
И швырял ударник палочки,
А волшебники с опаскою,
Наблюдая это зрелище,
Говорили - раз, два, три!
Что, как вам уже известно, означает:
Эйн, цвей, дрей!

Так и шли они по миру безучастному,
То проезжею дорогой, то обочиной...
Только тут меня позвали к Семичастному,
И осталась эта песня неоконченной.
Объяснили мне, как дважды два в учебнике,
Что волшебники - счастливые волшебники!

И не зря играет музыка -
Ламца-дрица, об-ца-ца!
И не зря чины и звания,
Вроде ставки на кону,
И не надо бы, не надо бы,
Ради красного словца
Сочинять, что не положено
И не нужно никому!

Я хотел бы стать волшебником,
Чтоб ко мне слетались голуби,
Чтоб от слов моих, таинственных,
Зажигались фонари! -
Эйн, цвей, дрей!
Но, как пес, гремя ошейником,
Я иду повесив голову,
Не туда, куда мне хочется,
А туда, где:
- Ать-два-три!
Что ни капли не похоже
На волшебное:
- Эйн, цвей, дрей!

ТАК ЖИЛИ ПОЭТЫ

// Вариант названия:
   Евгению Евтушенко

  У одного поэта есть такие строчки:

   В воде проживают рыбы,
   На солнце бывают пятна...
   Поэты дружить могли бы,
   Но мнительны невероятно.

В майский вечер, пронзительно дымный,
Всех побегов герой, всех погонь,
Как он мчал, бесноватый и дивный,
С золотыми копытами конь.

И металась могучая грива,
На ветру языками огня,
И звенела цыганская гривна,
Заплетенная в гриву коня.

Воплощенье веселого гнева,
Не крещеный позорным кнутом,
Как он мчал - все налево, налево...
И скрывался из виду потом...

Он, бывало, нам снился ночами,
Как живой - от копыт до седла,
Впрочем, все это было вначале,
А начало прекрасно всегда.

Но приходит с годами прозренье,
И томит наши души оно,
Словно горькое, трезвое зелье
Подливают в хмельное вино.

Постарели мы и полысели,
И погашен волшебный огонь.
Лишь кружит на своей карусели
Сам себе опостылевший конь!

Ни печали не зная, ни гнева,
По - собачьи виляя хвостом,
Он кружит все налево, налево,
И направо, направо потом.

И унылый сморчок - бедолага,
Медяками в кармане звеня,
Карусельщик - майор из ГУЛАГа
Знай, гоняет по кругу коня!

В круглый мир, намалеванный кругло,
Круглый вход охраняет конвой...
И топочет дурацкая кукла,
И кружит деревянная кукла,
Притворяясь живой.

ПЕСНЯ ПРО ВЕЛОСИПЕД

Ах, как мне хотелось, мальчонке,
Проехать на велосипеде,
Не детском, не трехколесном, -
Взрослом велосипеде!

И мчаться навстречу соснам -
Туда, где сосны и ели, -
И чтоб из окна глядели,
Завидуя мне, соседи -
Смотрите, смотрите, смотрите,
Смотрите, мальчишка едет
На взрослом велосипеде!..

  ...Ехал мальчишка по улице
На взрослом велосипеде.
- Наркомовский Петька, умница, -
Шептались вокруг соседи.

Я крикнул - дай прокатиться! -
А он ничего не ответил,
Он ехал медленно, медленно,
А я бы летел, как ветер,
А я бы звоночком цокал,
А я бы крутил педали,
Промчался бы мимо окон -
И только б меня видали!..

... Теперь у меня в передней
Пылится велосипед.
Пылится уже, наверно,
С добрый десяток лет.
Но только того мальчишки
Больше на свете нет,
А взрослому, мне не нужен
Взрослый велосипед!

Ох, как мне хочется, взрослому,
Потрогать пальцами книжку,
И прочесть на обложке фамилию,
Не чью-нибудь, а мою!..

Нельзя воскресить мальчишку,
Считайте - погиб в бою...
Но если нельзя - мальчишку,
И в прошлое ни на шаг,
То книжку-то можно?! Книжку!
Ее - почему никак?!

Величественный, как росчерк,
Он книжки держал под мышкой.
- Привет тебе, друг-доносчик,
  Привет тебе, с новой книжкой!

Партийная Илиада!
Подарочный холуяж!
Не надо мне так, не надо -
Пусть тысяча - весь тираж!

Дорого с суперобложкой?
К черту суперобложку!
Но нету суперобложки,
И переплета нет,

...Немножко пройдет, немножко,
Каких-нибудь тридцать лет,
И вот она, эта книжка,
Не в будущем, в этом веке!
Снимает ее мальчишка
С полки в библиотеке!
А вы говорили - бредни!
А вот через тридцать лет...
Пылится в моей передней
Взрослый велосипед.

x x x

  Моей матери

От беды моей пустяковой
(Хоть не прошен и не в чести),
Мальчик с дудочкой тростниковой,
Постарайся меня спасти!

Сатанея от мелких каверз,
Пересудов и глупых ссор,
О тебе я не помнил, каюсь,
И не звал тебя до сих пор.

И, как все горожане, грешен,
Не искал я твой детский след,
Не умел замечать скворешен
И не помнил, как пахнет снег.

...Свет ложился на подоконник,
Затевал на полу возню,
Он - охальник и беззаконник -
Забирался под простыню,

Разливался, пропахший светом,
Голос дудочки в тишине...
Только я позабыл об этом
Навсегда, как казалось мне.

В жизни глупой и бестолковой,
Постоянно сбиваясь с ног,
Пенье дудочки тростниковой
Я сквозь шум различить не смог.

Но однажды, в дубовой ложе,
Я, поставленный на правеж,
Вдруг увидел такие рожи -
Пострашней карнавальных рож!

Не медведи, не львы, не лисы,
Не кикимора и сова, -
Были лица - почти как лица,
И почти как слова - слова.

Все обличье чиновной драни
Новомодного образца
Изрыгало потоки брани
Без начала и без конца

За квадратным столом, по кругу,
В ореоле моей вины,
Все твердили они друг другу,
Что друг другу они верны!

И тогда, как свеча в потемки,
Вдруг из давних приплыл годов
Звук пленительный и негромкий
Тростниковых твоих ладов.

И застыли кривые рожи,
Разевая немые рты,
Словно пугала из рогожи,
Петухи у слепой черты.

И отвесив, я думал, - дерзкий,
А на деле смешной поклон,
Я под наигрыш этот детский
Улыбнулся и вышел вон.

В жизни прежней и в жизни новой
Навсегда, до конца пути,
Мальчик с дудочкой тростниковой,
Постарайся меня спасти!

ПРОЩАНИЕ С ГИТАРОЙ

(Подражание Аполлону Григорьеву)
  "...Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка,
  Ах, как скучно мне с тобой, моя душечка"

Осенняя простудная,
Печальная пора,
Гитара семиструнная,
Ни пуха, ни пера!
Ты с виду - тонкорунная,
На слух - ворожея,
Подруга семиструнная,
Прелестница моя!
Ах, как ты пела смолоду,
Вся музыка и стать,
Что трудно было голову
С тобой не потерять!

Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка,
Ах, как плыла голова, моя душечка!

Когда ж ты стала каяться
В преклонные лета,
И стать не та, красавица,
И музыка не та!
Все в говорок про странствия,
Про ночи у костра,
Была б, мол, только санкция,
Романтики сестра.
Романтика, романтика
Небесных колеров!
Нехитрая грамматика
Небитых школяров.

   Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка,
   Ах, как скушно мне с тобой, моя душечка!

И вот, как дождь по луночке,
Который год подряд,
Все на одной на струночке,
А шесть других молчат.
И лишь за тем без просыпа
Разыгрываешь страсть,
Что, может, та, курносая,
"Послушает и даст"...
Так и живешь, бездумная,
В приятности примет,
Гитара однострунная -
Полезный инструмент!

   Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка,
   Ах, не совестно ль тебе, моя душечка!

Плевать, что стала курвою,
Что стать под стать блядям,
Зато номенклатурная,
Зато нужна людям!
А что души касается,
Про то забыть пора.
Ну что ж, прощай красавица!
Ни пуха, ни пера!

   Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка,
   Что ж, ни пуха, ни пера, моя душечка!

РАЗГОВОР С МУЗОЙ

Наплевать, если сгину в какой-то Инте,
Все равно мне бессмертные счастьем потрафили
На такой широте и такой долготе,
Что ее не найти ни в какой географии...

  В этом доме у маяка!..
  В этом доме не стучат ставни,
  Не таращатся в углах вещи,
  Там не бредят о пустой славе,
  Там все истинно, и все вечно!
  В этом доме у маяка!..

Если имя мое в разговоре пустом
Будут втаптывать в грязь с безразличным усердием,
Возвратись в этот дом, возвратись в этот дом,
Где тебя и меня наградили бессмертием...

  В этом доме у маяка!..
  В этом доме не бренчать моде,
  В этом доме не греметь джазам,
  Но приходит в этот дом море,
  Не волной, а все, как есть, разом!
  В этом доме у маяка...

Если время запиской тебе скажет о том,
Что, мол, знаете, друг-то ваш был, мол, и "вышедши"!
Возвратись в этот дом, возвратись в этот дом.
Я там жду тебя, слышишь?! Я жду тебя, слышишь ты?!

  В этом доме у маяка!
  В этом доме все часы полдни,
  И дурные не черны вести,
  Где б мы ни были с тобой, помни!
  В этом доме мы всегда вместе!
  В этом доме у маяка

Если с радостью тихой партком и местком
Сообщат, наконец, о моем погребении,
Возвратись в этот дом, возвратись в этот дом!
Где спасенье мое и мое воскресение!

  В этом доме у маяка,
  В этом доме все часы - полдни,
  И дурные не черны вести,
  Где б мы ни были с тобой, помни!
  В этом доме мы всегда вместе!
  В этом доме у маяка!..

МЫ НЕ ХУЖЕ ГОРАЦИЯ

Вы такие нестерпимо ражие,
И такие, в сущности, примерные,
Все томят вас бури вернисажные,
Все шатают паводки премьерные.

Ходите, тишайшие, в неистовых,
Феями цензурными заняньканы!
Ну, а если - не премьер, ни выставок,
Десять метров комната в Останкино!

Где улыбкой стражники - наставники
Не сияют благостно и святочно,
Но стоит картина на подрамнике,
Вот и все!
А этого достаточно!
Там стоит картина на подрамнике -
Этого достаточно!

Осудив и совесть и бесстрашие,
(Вроде не заложишь и не купишь их),
Ах, как вы присутствуете, ражие,
По карманам рассовавши кукиши!

Что ж, зовите небылицы былями,
Окликайте стражников по имени!
Бродят между ражими Добрынями
Тунеядцы Несторы и Пимены.

Их имен с эстрад не рассиропили,
В супер их не тискают облаточный,
"Эрика" берет четыре копии,
Вот и все!
А этого достаточно!
Пусть пока всего четыре копии -
Этого достаточно!

Время сеет ветры, мечет молнии,
Создает советы и комиссии,
Что ни день - фанфарное безмолвие
Славит многодумное безмыслие.

Бродит Кривда с полосы на полосу,
Делится с соседской Кривдой опытом,
Но гремит напетое вполголоса,
Но гудит прочитанное шепотом.

Ни партера нет, ни лож, ни яруса,
Клака не безумствует припадочно,
Есть магнитофон системы "Яуза",
Вот и все!
А этого достаточно!

Есть, стоит картина на подрамнике!
Есть, отстукано четыре копии!
Есть магнитофон системы "Яуза"!
И этого достаточно!

** ЖУТКОЕ  СТОЛЕТИЕ **

КРАСНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК

Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать,
Вот стою я перед вами, словно голенький,
Да я с племянницей гулял с тетипашиной, *
И в "Пекин" ее водил, и в Сокольники.

Поясок ей покупал поролоновый, **
И в палату с ней ходил Грановитую,
А жена моя, товарищ Парамонова,
В это время находилась за границею.

А вернулась, ей привет - анонимочка,
На фотоснимочке стою - я и Ниночка. ***
Просыпаюсь утром - нет моей кисочки,
Ни вещичек ее нет, ни записочки,

  Нет как нет,
  Ну: прямо, нет как нет!

Я к ней, в ВЦСПС, в ноги падаю,
Говорю, что все во мне переломано,
Не серчай, что я гулял с этой падлою,
Ты прости меня, товарищ Парамонова!

А она как закричит, вся стала черная -
Я на слезы на твои - ноль внимания,
Ты мне лазаря не пой, я ученая,
Ты людям все расскажи на собрании!

И кричит она, дрожит, голос слабенький,
А холуи уж тут как тут, каплют капельки,
И Тамарка Шестопал, и Ванька Дерганов,
И еще тот референт, что из "органов".

  Тут как тут,
  Ну, прямо, тут как тут!

В общем, ладно, прихожу на собрание,
А дело было, как сейчас помню, первого.
Я, конечно, бюллетень взял заранее
И бумажку из диспансера нервного.

А Парамонова сидит, вся в новом шарфике,
А как увидела меня, вся стала красная,
У них первый был вопрос - свободу Африке! -
А потом уж про меня - в части "разное".

Ну как про Гану - все в буфет за сардельками,
Я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами.
А как вызвали меня, я свял от робости,
А из зала мне кричат - давай подробности! -

  Все, как есть,
  Ну, прямо, все, как есть!

Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать,
Вот стою я перед вами, словно голенький,
Да, я с племянницей гулял, с тетипашиной,
И в "Пекин" ее водил и в Сокольники,

И в моральном, говорю, моем облике
Есть растленное влияние Запада,
Но живем ведь, говорю, не на облаке,
Это ж только, говорю, соль без запаха!

И на жалость я их брал, и испытывал,
И бумажку, что от психа, вычитывал, ****
Ну, поздравили меня с воскресением,
Залепили строгача с занесением!

  Ой, ой, ой,
  Ну, прямо, ой, ой, ой...

Взял я тут цветов букет покрасивее,
Стал к подъезду номер семь, для начальников,
А Парамонова: как вышла, вся стала синяя,
Села в "Волгу" без меня, и отчалила!

И тогда прямым путем в раздевалку я,
И тете Паше говорю, мол, буду вечером,
А она мне говорит - с аморалкою
Нам, товарищ дорогой, делать нечего.

И племянница ее, Нина Саввовна,
Она думает как раз то же самое,
Она всю свою морковь нынче продала,
И домой, по месту жительства, отбыла.

  Вот те на,
  Ну, прямо, вот те на!

Я иду тогда в райком, шлю записочку,
Мол, прошу принять, по личному делу я,
А у Грошевой как раз моя кисочка,
Как увидела меня, вся стала белая!

И сидим мы у стола с нею рядышком,
И с улыбкой говорит товарищ Грошева -
Схлопотал он строгача, ну и ладушки,
Помиритесь вы теперь, по-хорошему.

И пошли мы с ней вдвоем, как по облаку,
И пришли мы с ней в "Пекин" рука об руку,
Она выпила "дюрсо", а я "перцовую"
За советскую семью образцовую!

  Вот и все!

// * Вариант:
// Да я с Нинуленькой гулял, с тетипашиной...

// ** Вариант:
// Поясок ей подарил поролоновый...

// *** Вариант:
// Фотоснимок, а на нем - я да Ниночка!

// **** Вариант:
// И бумажку, что я псих, им зачитывал...

ГОРОДСКОЙ РОМАНС

Она вещи собрала, сказала тоненько:
"А что ты Тоньку полюбил, так Бог с ней, с Тонькою!
Тебя ж не Тонька завлекла губами мокрыми,
А что у папы у ее топтун под окнами,
А что у папы у ее дача в Павшине,
А что у папы холуи с секретаршами,
А что у папы у ее пайки цековские,
И по праздникам кино с Целиковскою!
А что Тонька-то твоя сильно страшная -
Ты не слушай меня, я вчерашняя!
И с доскою будешь спать со стиральною
За машину за его персональную...

Вот чего ты захотел, и знаешь сам,
Знаешь сам, да стесняешься,
Про любовь твердишь, про доверие,
  Про высокие, про материи...
А в глазах-то у тебя дача в Павшине,
Холуи да топтуны с секретаршами,
И как вы смотрите кино всей семейкою,
И как счастье на губах - карамелькою..."

Я живу теперь в дому - чаша полная,
Даже брюки у меня - и те на молнии,
А вина у нас в дому - как из кладезя,
А сортир у нас в дому - восемь на десять...
А папаша приезжает сам к полуночи,
Топтуны да холуи все тут по струночке!
Я папаше подношу двести граммчиков,
Сообщаю анекдот про абрамчиков!

А как спать ложусь в кровать с дурой-Тонькою,
Вспоминаю той, другой, голос тоненький,
Уж, характер у нее - прямо бешеный,
Я звоню ей, а она трубку вешает...
Отвези ж ты меня, шеф, в Останкино,
В Останкино, где "Титан" кино,
Там работает она билетершею,
На дверях стоит вся замерзшая,
Вся замерзшая, вся продрогшая,
Но любовь свою превозмогшая,
Вся иззябшая, вся простывшая,
Но не предавшая и не простившая!

КОМАНДИРОВОЧНАЯ ПАСТОРАЛЬ

То ли шлюха ты, то ли странница,
Вроде хочется, только колется,
Что-то сбудется, что-то станется,
Чем душа твоя успокоится?
А то и станется, что подкинется,
Будут волосы все распатланы,
Общежитие да гостиница -
Вот дворцы, твои, клеопатровы,
Сядь, не бойся, выпьем водочки,
Чай, живая, не покойница!
Коньячок? Четыре звездочки?
Коньячок - он тоже колется...

Гитарист пошел тренди-брендями,
Саксофон хрипит, как удавленный,
Все, что думалось, стало бреднями,
Обманул "Христос" новоявленный!
Спой, гитара, нам про страдания,
Про глаза нам спой, и про пальцы,
Будто есть страна Пасторалия,
Будто мы с тобой пасторальцы.
Под столом нарежем сальца,
И плевать на всех на тутошних,
Балычок? Прости, кусается...
Никаких не хватает суточных.

Расскажи ж ты мне, белка белая,
Чем ты, глупая озабочена,
Что ты делала, где ты бегала?
Отчего в глазах червоточина?
Туфли лодочкой на полу-то чьи?
Чья на креслице юбка черная?
Наш роман с тобой до полуночи,
Курва - здешняя коридорная!
Влипнешь в данной ситуации,
И пыли потом, как конница,
Мне - к семи, тебе - к двенадцати,
Очень рад был познакомиться!

До свиданья, до свиданья,
Будьте счастливы и так далее,
А хотелось нам, чтоб страдания,
А хотелось, чтоб Пасторалия!
Но, видно, здоровы мы усталые,
От анкет у нас в кляксах пальцы!
Мы живем в стране Постоялии -
Называемся - постояльцы...

АБСОЛЮТНО ЕРУНДОВАЯ ПЕСНЯ (анти - песня)

Собаки бывают дуры,
И кошки бывают дуры.
Но это не отражается
На стройности их фигуры.

Не в глупости и не в дикости -
Все дело в статях и прикусе.
Кто стройные - те достойные,
А прочие - на-ка, выкуси!

И важничая, как в опере,
Шагают суки и кобели,
Позвякивают медальками,
Которыми их сподобили.

Шагают с осанкой гордою,
К любому случаю годною,
Посматривают презрительно
На тех, кто не вышел мордою.

Рожденным медаленосителями
Не быть никогда просителями,
Самой судьбой им назначено
В собачьем сидеть президиуме

Собаки бывают дуры,
И кошки бывают дуры.
И им по этой причине
Нельзя без номенклатуры.

О ПОЛЬЗЕ УДАРЕНИЙ

Ударение, ударение,
Будь для слова, как удобрение.
Будь рудою из слова добытой,
Чтоб свобода не стала Свободой.

КОМПОЗИЦИЯ #27, ИЛИ ТРОЛЛЕЙБУСНАЯ АБСТРАКЦИЯ

Посвящается И. Грековой

- Он не то чтобы достиг, - он подлез...
- А он ей в ЦУМе - пылесос и палас...
- А она ему: "Подлец ты, подлец!.."
- И как раз у них годичный баланс...

  А на дворе - то дождь, то снег.
  То дождь, то снег - то плач, то смех.
  И чей забой - того казна...
  А кто - в запой, а кто - в "козла".

  "Пользуйтесь услугами Аэрофлота,
  Экономьте время", и тра-ля-ля!

- В общежитии замок на двери...
- В нос шибает то пивком, то потком...
- Отвори, - она кричит, - отвори!...
- Тут его и цап-царап на партком!...

  А на дворе - то дождь, то снег.
  Сперва - чуть-чуть, а там - и сверх,
  Кому - во Львов, кому - в Казань,
  А кто - в любовь, а кто - в "козла"!

  "Покупайте к завтраку рыбные палочки,
  Вкусно и питательно", и тра-ля-ля!

- Говорят, уже не первый сигнал...
- А он им в чай и подмешал нембутал...
- А им к празднику давали сига...
- По-советски, а не как-нибудь там!..

  А на дворе - то дождь, то снег.
  И тот же смех, один на всех.
  И, словно бой, гремит гроза.
  А кто - в любовь, а кто - в "козла".

  "Граждане, подписку на газеты и журналы
  Оформляйте вовремя", и тра-ля-ля!

- В общем вышло у него так на так...
- А она опять: "Подлец ты, подлец!.."
- Подождите, не бросайте пятак!..
- Ну, поставили на вид и конец!..

  А на дворе - то дождь, то снег,
  Все тот же смех и тот же снег...
  И не беда, что тот же смех,
  А вот беда - все тот же век!

  "Предъявляйте пропуск в развернутом виде
  При входе и выходе", и тра-ля-ля!

ПРО МАЛЯРОВ, ИСТОПНИКА И ТЕОРИЮ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ

  Чувствуем с напарником - ну и ну,
Ноги прямо ватные, все в дыму,
Чувствуем - нуждаемся в отдыхе,
Чтой-то нехорошее в воздухе.

Взяли "жигулевского" и "дубняка"
Третьим пригласили истопника,
Приняли, добавили еще раза,
Тут нам истопник и открыл глаза -

Про ужасную историю
Про Москву и про Париж,
Как наши физики проспорили
Ихним физикам пари.

Все теперь на шарике вкривь и вкось,
Шиворот-навыворот, набекрень,
И что мы с вами думаем день - ночь,
А что мы с вами думаем ночь - день.

И рубают финики лопари,
А в Сахаре снегу - невпроворот,
Это гады-физики на пари
Раскрутили шарик наоборот.

И там где полюс был, там тропики,
А где Нью-Йорк - Нахичевань,
А что мы люди, а не бобики,
Им на это наплевать!

Рассказал нам все это истопник,
Вижу, мой напарник, ну, прямо сник, -
Раз такое дело - гори огнем!
Больше мы малярничать не пойдем! -

Взяли в поликлинике бюллетень,
Нам башку работою не морочь!
И что ж тут за работа, если ночью день,
А потом обратно не день, а ночь!

И при всей квалификации
Тут возможен перекос,
Это ж все-таки радиация,
А не просто купорос!

Пятую неделю я не сплю с женой,
Пятую неделю я хожу больной,
Тоже и напарник мой плачется,
Дескать, он отравленный начисто.

И лечусь "столичною" лично я,
Чтобы мне с ума не стронуться,
Истопник сказал - "столичная" -
Очень хороша от стронция.

И то я верю, то не верится,
Что минует та беда...
А шарик вертится и вертится,
И все время не туда!

ЖУТКОЕ СТОЛЕТИЕ

   Посвящается Е. С. Вентцель

В понедельник, дело было к вечеру,
Голова болела, прямо адово,
Заявляюсь я в гараж, к диспетчеру,
Говорю, что мне уехать надобно.

Говорю, давай путевку выпиши,
Чтоб куда подале, да посеверней,
Ты меня не нюхай, я не выпивши,
Это я с тоски такой рассеянный.

Я гулял на свадьбе в воскресение,
Тыкал вилкой в винегрет, закусывал,
Только я не пил за счастье Ксенино,
И вообще не пил, а так... присутствовал.

Я ни шкалика, и ни полшкалика,
А сидел жевал горбушку черного,
Все глядел на Ксенькина очкарика,
Как он строил из себя ученого.

А я, может, сам из семинарии,
Может, шоферюга я по случаю,
Вижу, даже гости закемарили,
Даже Ксенька, вижу, туча тучею.

Ну, а он поет, как хор у всенощной,
Все про иксы, игреки да синусы,
А костюмчик - и взглянуть-то не на что -
Индпошив, фасончик - на-ка, выкуси!

И живет-то он не в Дубне атомной,
А в НИИ каком-то под Каширою,
Врет, что он там шеф над автоматною
Электронно-счетною машиною.

Дескать, он прикажет ей, помножь-ка мне
Двадцать пять на девять с одной сотою,
И сидит потом, болтает ножками,
Сам сачкует, а она работает.

А она работает без ропота,
Огоньки на пульте обтекаемом!
Ну, а нам-то, нам-то среди роботов,
Нам что делать людям неприкаянным?!

В общем, слушал я как замороженный,
А потом меня как чтой-то подняло,
Встал, сказал - за счастье новорожденной!
Может, кто не понял, - Ксенька поняла!

И ушел я, не было двенадцати,
Хлопнул дверью - празднуйте, соколики!
И в какой-то, вроде бы, прострации
Я дошел до станции Сокольники.

В автомат пятак засунул молча я,
Будто бы в копилку на часовенку,
Ну, а он залязгал, сука волчая,
И порвал штаны мне снизу доверху.

Дальше я не помню, дальше - кончики!
Плакал я и бил его ботинкою,
Шухера свистели в колокольчики,
Граждане смеялись над картинкою...

Так, давай, папаша, будь союзником,
До суда поезжу дни последние,
Ах, обрыдла мне вся эта музыка,
Это автоматное столетие!

ОТРЫВОК ИЗ РАДИО-ТЕЛЕВИЗИОННОГО РЕПОРТАЖАО ФУТБОЛЬНОМ МАТЧЕ МЕЖДУ СБОРНЫМИ КОМАНДАМИ ВЕЛИКОБРИТАНИИ И СОВЕТСКОГО СОЮЗА

        ...Итак,  судья Бидо,  который, кстати,  превосходно проводит
сегодняшнюю  встречу, просто превосходно, сделал внушение английскому
игроку, - и матч продолжается.  И снова, дорогие товарищи болельщики,
дорогие  наши телезрители, вы видите на ваших экранах, как вступают в
единоборство  центральный нападающий английской сборной, профессионал
из клуба "Стар" Бобби Лейтон  и  наш  замечательный  мастер  кожаного
мяча,  аспирант Московского педагогического института Владимир Лялин,
Володя  Лялин - капитан и любимец нашей сборной!  В этом единоборстве
(кстати, обратите внимание - интересный игровой момент), итак, в этом
единоборстве соперники  соревнуются  не  только  в  технике  владения
мячом,  но в  понимании, так  сказать, самой  природы игры,  в умении
предугадать и   предупредить   самые   тончайшие   стратегические   и
тактические замыслы соперника...

А он мне все по яйцам целится,
Этот Бобби, сука рыжая,
А он у них за то и ценится -
Мистер-шмистер - ставка высшая!

А я ему по русски, рыжему, -
Как ни целься - выше, ниже ли,
Ты ударишь - я, бля, выживу,
Я ударю - ты, бля, выживи!

Ты, бля, думаешь напал на дикаря,
А я сделаю культурно, втихаря,
Я, бля, врежу, как в парадном кирпичем -
Этот, с дудкой, не заметит нипочем!

  В общем все - сказал по-тихому,
  Не ревел,
  Он ответил мне по-ихнему -
  "Вери вэл..."

        ...Судья Бидо фиксирует  положение  вне  игры  -  великолепно
проводит  матч этот  арбитр из  Франции, великолепно  и по-настоящему
спортивно, строго,  по-настоящему арбитр  международной квалификации.
Итак:  свободный удар от наших ворот,  мяч рикошетом попадает снова к
Бобби Лейтону,  который  в  окружении  остальных  игроков  по  центру
продвигается  к нашей штрафной площадке.  И снова перед ним вырастает
Владимир Лялин.  Володя!  Володечка!  Его не обманул финт англичанина
- он преграждает ему дорогу к нашим воротам...

А ты стучи, бля, ты выгляни,
Я припас гостинчик умнику,
Финты-шминты с фигли-миглями -
Это, рыжий, - все на публику!

Не держи меня за мальчика,
Мы еще поспорим в опыте,
Что ж я, бля, не видел мячика?
Буду бегать, где ни попадя?!

Я стою, а он как раз наоборот,
Он, бля, режет, вижу, угол у ворот,
Натурально, я на помощь вратарю -
Рыжий - с ног, а я с улыбкой говорю -

  Думал вдарить, бля, по-близкому,
  В дамки шел?!
  А он с земли мне по-английскому -
  "Данке шон!.."

        ...Да, странно,  странно, просто  непонятное решение  - судья
Бидо почему-то принимает  обыкновенный  силовой  прием  за  нарушение
правил и назначает одиннадцатиметровый  удар  в  наши  ворота.    Это
неприятно, это неприятно,  несправедливо и...   а...   вот  здесь мне
подсказывают - оказывается, этот судья Бидо просто прекрасно известен
нашим журналистам, как один из самых продажных политиканов от спорта,
который  в   годы  оккупации   Франции  сотрудничал   с  гитлеровской
разведкой.  Ну,  итак,  мяч  устанавливается  на  одиннадцатиметровой
отметке...   Кто же будет  бить?..  А,  ну конечно, все  тот же самый
Бобби Лейтон - он просто симулировал травму!..  Вот он разбегается...
удар...   Да, досадный и несправедливый гол, кстати, единственный гол
за всю эту встречу, единственный гол за полминуты до окончания матча,
единственный  и несправедливый, несправедливый, досадный гол, забитый
в наши ворота.

Да, игрушку мы просерили,
Протютюкали, прозяпали,
Хорошо б она на Севере,
А ведь это ж, бля, на Западе,

И пойдет теперь мурыжево -
Федерация, хренация,
Что ж ты, бля, ты не сделал рыжего -
Где ж твоя квалификация?!

Вас, засранцев, опекаешь и растишь,
А вы, суки, нам мараете престиж!
Ты ж советский, ты же чистый, как кристалл!
Начал делать, так уж делай, чтоб не встал!

  Духу нашему спортивному
  Цвесть везде!
  Я отвечу по-партийному -
  Будет сде...!

ПЕСНЯ О ТБИЛИСИ

     "На холмах Грузии лежит ночная мгла."
    А. Пушкин

  Я не сумел понять Тебя в тот раз,
  Когда в туманы зимние оправлен,
  Ты убегал от посторонних глаз,
  Но все же был прекрасен без прикрас,
  И это я был злобою отравлен.

  И ты меня провел, на том пиру,
  Где до рассвета продолжалось бденье,
  А захмелел - и головой в Куру,
  И где уж тут заметить поутру
  В глазах хозяйки скучное презренье!

  Вокруг меня сомкнулся, как кольцо,
  Твой вечный шум в отливах и прибоях.
  Потягивая кислое винцо,
  Я узнавал усатое лицо
  В любом пятне на выцветших обоях.

  И вновь зурна вступала в разговор,
  И вновь с бокалом истово и пылко
  Болтает вздор подонок и позер...
  А мне почти был сладок твой позор,
  Твоя невиноватая ухмылка.

  И в самолете, по пути домой,
  Я наблюдал злорадно, как грузины,
  В Москву, еще объятую зимой,
  Везут мешки с оранжевой хурмой,
  И с первою мимозою корзины.

  И я не понял, я понять не мог,
  Какую ты торжествовал победу,
  Какой ты дал мне гордости урок,
  Когда кружил меня, сбивая с ног,
  По ложному придуманному следу!

  И это все - и Сталин, и хурма,
  И дым застолья, и рассветный кочет, -
  Все для того, чтоб не сойти с ума,
  А суть Твоя является сама,
  Но лишь, когда сама того захочет!

  Тогда тускнеют лживые следы,
  И начинают раны врачеваться,
  И озаряет склоны Мтацминды
  Надменный голос счастья и беды,
  Нетленный голос Нины Чавчавадзе!

  Прекрасная и гордая страна!
  Ты отвечаешь шуткой на злословье.
  Но криком вдруг срывается зурна,
  И в каждой капле кислого вина
  Есть неизменно сладкий привкус крови!

  Когда дымки плывут из-за реки,
  И день дурной синоптики пророчат,
  Я вижу, как горят черновики!
  Я слышу, как гудят черновики
  И сапоги охранников грохочут -

  И топчут каблуками тишину,
  И женщины не спят, и плачут дети,
  Грохочут сапоги на всю страну!
  А Ты приемлешь горе, как вину,
  Как будто только Ты за все в ответе!

  Не остывает в кулаке зола,
  Все в мерзлый камень памятью одето,
  Все, как удар ножом из-за угла...
  "На холмах Грузии лежит ночная мгла..."
  И как еще далеко до рассвета!

ВЕК НЫНЕШНИЙ И ВЕК МИНУВШИЙ

  Понимая, что нет в оправданиях смысла,
  Что бесчестье кромешно и выхода нет,
  Наши предки писали предсмертные письма,
  А потом, помолившись: - Во веки и присно... -
  Запирались на ключ и к виску пистолет.

А нам и честь, и чох, и черт -
Неведомые области!
А нам признанье и почет
За верность общей подлости!
И мы баюкаем внучат
Мы ходим на собрания,
И голоса у нас звучат
Все чище и сопраннее!..

НОВОГОДНЯЯ ФАНТАСМАГОРИЯ

В новогодний бедлам, как в обрыв на крутом вираже,
Все еще только входят, а свечи погасли уже,
И лежит в сельдерее, убитый злодейским ножом,
Поросенок с бумажною розой, покойник-пижон.

А полковник-пижон, что того поросенка принес,
Открывает "боржом" и целует хозяйку взасос,
Он совсем разнуздался, подлец, он отбился от рук,
И следят за полковником три кандидата наук.

А хозяйка мила, а хозяйка чертовски мила,
И уже за столом, как положено, куча-мала -
Кто-то ест, кто-то пьет, кто-то ждет, что ему подмигнут,
И полковник нажрался, как маршал, за десять минут.

Над его головой произносят заздравную речь
И суют мне гитару, чтоб общество песней развлечь...
Ну помилуйте братцы: какие тут песни, пока
Не допили еще, не доели цыплят табака.

Вот полковник желает исполнить романс "Журавли",
Но его кандидаты куда-то поспать увели,
И опять кто-то ест, кто-то пьет, кто-то плачет навзрыд,

Что за праздник без песни, - мне мрачный сосед говорит, -
Я хотел бы, товарищ, от имени всех попросить,
Не могли б вы, товарищ, нам что-нибудь изобразить. -

И тогда я улягусь на стол, на торжественный тот,
И бумажную розу засуну в оскаленный рот,
И под чей-то напутственный возглас, в дыму и в жаре,
Поплыву, потеку, потону в поросячьем желе...

Это будет смешно, это вызовет хохот до слез,
И хозяйка лизнет меня в лоб, как признательный пес,
А полковник, проспавшись, возьмется опять за свое,
И отрезав мне ногу, протянет хозяйке ее...

...А за окнами снег, а за окнами белый мороз,
Там бредет чья-то белая тень мимо белых берез,
Мимо белых берез, и по белой дороге, и прочь -
Прямо в белую ночь, в петроградскую Белую Ночь...

В ночь, когда по скрипучему снегу, в трескучий мороз,
Не пришел, а ушел, мы потом это поняли, Белый Христос,
И поземка, следы заметая, мела, и мела...
А хозяйка мила, а хозяйка чертовски мила,

Зазвонил телефон, и хозяйка махнула рукой, -
Подождите, не ешьте, оставьте кусочек, другой, -
И уже в телефон, отгоняя ладошкою дым, -
Приезжайте скорей, а не то мы его доедим! -
И опять все смеются, смеются, смеются до слез...

... А за спинами снег, а за окнами белый мороз,
Там бредет моя белая тень мимо белых берез...

СЧАСТЬЕ БЫЛО ТАК ВОЗМОЖНО

Когда собьет меня машина,
Сержант напишет протокол,
И представительный мужчина
Тот протокол положит в стол.

Другой мужчина - ниже чином,
Взяв у начальства протокол,
Прочтет его в молчаньи чинном...
Прочтет его в молчаньи чинном
И пододвинет дырокол!

И продырявив лист по краю,
Он скажет: "счастья в мире нет -
Покойник пел, а я играю...
Покойник пел, а я играю, -
Могли б составить с ним дуэт!"

СЛАВА ГЕРОЯМ

(анти-песня) (совместно с Шпаликовым)

У лошади была грудная жаба,
Но лошадь, как известно, не овца!
И лошадь на парады выезжала,
И маршалу про жабу ни словца.

А маршал, бедный: мучился от рака,
Но тоже на парады выезжал,
Он мучился от рака, но, однако,
Он лошади об этом не сказал,

Нам этот факт Великая Эпоха
Воспеть велела в песнях и в стихах,
Хоть лошадь та давным-давно издохла,
А маршала сгноили в Соловках.

ПРАВО НА ОТДЫХ

Первача я взял ноль-восемь, взял халвы,
Пару "рижского" и керченскую сельдь,
И отправился я в Белые Столбы
На братана да на психов поглядеть.

   Ах, у психов жизнь, так бы жил любой:
   Хочешь - спать ложись, а хочешь - песни пой!
   Предоставлено им вроде литера,
   Кому от Сталина, кому от Гитлера!

А братан уже встречает в проходной,
Он меня за опоздание корит,
Говорит - давай скорей по одной,
Тихий час сейчас у психов, - говорит.

   Шизофреники - вяжут веники,
   А параноики - рисуют нолики,
   А которые просто нервные,
   Те спокойным сном спят, наверное.

А как приняли по первой первача,
Тут братана прямо бросило в тоску,
Говорит, что он зарежет главврача,
Что он, сука, не пустил его в Москву!

   А ему ж в Москву не за песнями,
   Ему выправить надо пенсию,
   У него в Москве есть законная,
   И еще одна есть - знакомая.

Мы пивком переложили, съели сельдь,
Закусили это дело косхалвой,
Тут братан и говорит мне: "Сень, а Сень,
Ты побудь тут за меня денек-другой!

   И по выходке, и по роже мы
   Завсегда с тобой были схожими,
   Тебе ж нет в Москве вздоха-продыха,
   Поживи здесь, как в доме отдыха".

Тут братан снимает тапки и халат,
Он мне волосы легонько ворошит,
А халат на мне - ну, прямо в аккурат,
Прямо, вроде на меня халат пошит!

   А братан - в пиджак, да и к поезду,
   А я булавочкой - деньги к поясу,
   И иду себе на виду у всех,
   А и вправду мне - отдохнуть не грех!

Тишина на белом свете, тишина,
Я иду и размышляю, не спеша, -
То ли стать мне президентом США,
То ли взять да окончить ВПШ!... *

   Ах, у психов жизнь, так бы жил любой:
   Хочешь - спать ложись, а хочешь - песни пой!
   Предоставлено нам вроде литера,
   Кому от Сталина, кому от Гитлера!..

* ВПШ - высшая партийная школа.

РЕКВИЕМ ПО НЕУБИТЫМ

        Когда началась "шестидневная война", я жил за городом, у меня
испортился  транзистор,  поэтому  я  двое  суток  пользовался  только
сообщениями   радиоточки.     Из  этих   сообщений  я   создал  себе,
естественно, совершенно   превратное   представление   о   том,   что
происходит,  и на второй  вечер написал стихи,  которые совершенно не
соответствуют действительности...

  Шесть миллионов убитых,
  Шесть миллионов убитых,
  Шесть миллионов убитых!
  А надо бы ровно десять!
  Любителей круглого счета
  Должна порадовать весть,
  Что жалкий этот остаток
  Сжечь, расстрелять, повесить
  Вовсе не так уж трудно,
  И опыт, к тому же есть!

  Такая над миром темень,
  Такая над миром темень,
  Такая над миром темень!
  Глаз ненароком выколешь!
  Каждый случайный выстрел
  Несметной грозит бедой,
  Так что же тебе неймется,
  Красавчик, фашистский выкормыш,
  Увенчанный нашим орденом
  И Золотой Звездой?!

  Должно быть, тобой заслужено,
  Должно быть, тобой заслужено,
  Должно быть, тобой заслужено,
  По совести и по чести!
  На праведную награду
  К чему набрасывать тень?!
  Должно быть, с Павликом Коганом
  Бежал ты в атаку вместе,
  И рядом с тобой под Выборгом
  Убит был Арон Копштейн!

  Тоненькой струйкой дыма,
  Тоненькой струйкой дыма,
  Тоненькой струйкой дыма
  В небо уходит Ева,
  Падает на Аппельплатце,
  Забитый насмерть Адам!
  И ты по ночам, должно быть,
  Кричишь от тоски и гнева,
  Носи же свою награду
  За всех, что остались там!

  Голос добра и чести,
  Голос добра и чести,
  Голос добра и чести
  В разумный наш век бесплоден!
  Но мы вознесем молитву
  До самых седьмых небес!
  Валяйте - детей и женщин!
  Не трогайте гроб Господень!
  Кровь не дороже нефти,
  А нефть нужна позарез!

  Во имя Отца и Сына...
  Во имя Отца и Сына...
  Во имя Отца и Сына!..
  Мы к ночи помянем черта,
  Идут по Синаю танки,
  И в черной крови пески!
  Три с половиной миллиона
  Осталось до ровного счета!
  Это не так уж много -
  Сущие пустяки!

ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ

или как было  написано на  воротах Бухенвальда: "Йедем дас
сеине" - "Каждому - свое"

Начинается день и дневные дела,
Но треклятая месса уснуть не дала,
Ломит поясницу и ноет бок,
Бесконечной стиркою дом пропах...
- С добрым утром, Бах, - говорит Бог,
- С добрым утром, Бог, - говорит Бах.
С добрым утром!..

... А над нами с утра, а над нами с утра,
Как кричит воронье на пожарище,
Голосят рупора, голосят рупора -
С добрым утром, вставайте, товарищи!

А потом, досыпая, мы едем в метро,
В электричке, в трамвае, в автобусе,
И орут, выворачивая нутро,
Рупора о победах и доблести.

И спросонья бывает такая пора,
Что готов я в припадке отчаянья
Посшибать рупора, посбивать рупора,
И услышать прекрасность молчания...

Под попреки жены, исхитрись-ка, изволь
Сочинить переход из це-дура в ха-моль,
От семейных ссор, от долгов и склок,
Никуда не деться и дело - швах,
- Но не печалься, Бах, - говорит Бог,
- Да уж ладно, Бог, - говорит Бах
Да уж ладно!..

...А у бабки инсульт, и хворает жена,
И того не хватает и этого,
И лекарства нужны, и больница нужна,
Только место не светит покедова,

И меня в перерыв вызывают в местком,
Ходит зам по месткому присядкою,
Раз уж дело такое, то мы подмогнем,
Безвозвратною ссудим десяткою.

И кассир мне деньгу отслюнит по рублю,
Ухмыльнется ухмылкой грабительской,
Я пол-литра куплю, валидолу куплю,
Двести сыра, и двести "любительской"...

А пронзительный ветер - предвестник зимы,
Дует в двери капеллы Святого Фомы,
И поет орган, что всему итог -
Это вечный сон, это тлен и прах!
- Но не кощунствуй, Бах, - говорит Бог,
- А ты дослушай, Бог, - говорит Бах.
Ты дослушай!..

А у суки-соседки гулянка в соку,
Воют девки, хихикают хахали,
Я пол-литра открою, нарежу сырку,
Дам жене валидолу на сахаре,

И по первой налью, и налью по второй,
И сырку, и колбаски покушаю,
И о том, что я самый геройский герой,
Передачу охотно послушаю.

И трофейную трубку свою запалю,
Посмеюсь над мычащею бабкою,
И еще раз налью, и еще раз налью,
И к соседке схожу за добавкою...

Он снимает камзол, он сдирает парик,
Дети шепчутся в детской - вернулся старик,
Что ж - ему за сорок, немалый срок,
Синева, как пыль - на его губах...
- Доброй ночи, Бах, - говорит Бог,
- Доброй ночи, Бог, - говорит Бах.
Доброй ночи!..